Пророки Возрождения (Эдуард Шюре)

Пророки Возрождения (Эдуард Шюре)

Непрочитанное сообщениеАвтор: Kastaneda » 19.11.2014, 14:15

Не так давно довелось прочесть книгу «Пророки возрождения» французского писателя Эдуарда Шюре. Книга впечатлила меня настолько, что я без промедления решил поделиться со всеми вами некоторыми интересными (на мой взгляд) выдержками из книги. В книге автор описывает жизнь и творчество величайших людей Эпохи Возрождения. Во-первых, поэта Алигьери Данте с его «Божественно комедией», который, по мнению автора, является родоначальником всей Эпохи Возрождения. Во-вторых, непревзойдённых художников, гениев и мастеров своего дела: Леонардо да Винчи, Рафаэля Санти, Микеланджело Буонарроти и Антонио Аллегри (Корреджо). В своих немногочисленных книгах Эдуард Шюре всегда восхищал меня поэтичностью и необычностью стиля изложения. Не стали исключением и «Пророки возрождения». Нередко создаётся впечатление, что автор пишет от первого лица, как бы сам себя ставя на место описываемых им персонажей.

Почти все картинки кликабельны, то есть при щелчке по ним открываются увеличенные копии. Но буду признателен, если кто-нибудь предоставит ссылки на недостающие картины, или на картины с более хорошим качеством.

Рисунок
Обложка книги

Однажды монахи Валломброзы заказали у Андреа Верроккьо полотно, изображающее крещение Христа. Верроккьо выполнил эту картину во вкусе времени, так хорошо, как только смог. На берегу Иордана суровый Иоанн Предтеча в задумчивости крестит изможденного Иисуса. Два коленопреклоненных ангела поддерживают его. Желая оказать честь своему лучшему ученику (Леонардо да Винчи) и желая испытать его силы, учитель попросил Леонардо написать голову одного из этих ангелов. Эта картина и сейчас находится в Академии изящных искусств Флоренции и составляет одну из ее достопримечательностей. Вначале возникает впечатление солнечного луча, который упал на ветхий ковер и оставил там пятно света, — настолько рельефно голова ангела выделяется благодаря яркости цветов и выразительности среди остальных персонажей, которые кажутся манекенами в восковых масках возле существа, преисполненного красоты и жизни. Склонивший колени ангел Леонардо поднимает голову к избранному Спасителю. Его золотые кудри, схваченные тонкой лентой, ниспадают на плечи в живописном беспорядке. Ничего нет прекраснее этого тонкого профиля херувима и этих глаз, полных любви, обращенных к божественному объекту его поклонения. Если бы не едва заметный ореол в виде маленького золотого круга, можно было бы подумать, что этот ангел — паж, невольно упавший на колени в первом упоении любви перед своей возлюбленной. Но больше всего останавливает нас и проникает в сердце этот обожающий взгляд, чистый, словно небесный свет. Невозможно смотреть на другие фигуры на картине после этой.

Рисунок
Крещение Христа. 1470-1478. Мастерская Верроккьо

Ученик повиновался учителю — и тем убил его творение. Вазари рассказывает, что «никогда больше Андреа не хотел прикасаться к живописи, считая обидным, что у мальчика больше мастерства, нежели у него». Правда это или нет, но этот анекдот прекрасно передает впечатление, которое производили на современников первые работы да Винчи и новые элементы, которые они привнесли в искусство. Я имею в виду удивительную жизненность и луч, освещающий душу.
Вложения
Пророки Возрождения.zip
Книга «Пророки возрождения» в формате FB2
(1.98 Мбайт) Загрузок: 176

За это сообщение автора Kastaneda поблагодарили: 3
cvejiiveter, ludmila01, tat2261
Рейтинг: 2.03%
 
Аватара пользователя
Kastaneda
Мастер (капитан)
 
Сообщения: 3069
Регистрация: 26.10.2008
Благодарил (а): 629 раз.
Поблагодарили: 3279 раз.

Тайная вечеря (Леонардо да Винчи)

Непрочитанное сообщениеАвтор: Kastaneda » 19.11.2014, 14:20

Роковые слова только что слетели с уст Господа: «Истинно говорю вам, один из вас предаст меня». Как в некоторых легендах камень, брошенный в неподвижное озеро, вызывает там удивительное возмущение и бурю в воздухе, так это страшное слово, произнесенное тем, кто никогда не ошибается, упало на апостолов и вовлекло их в вихрь удивления, испуга, негодования и ужаса.

С первого взгляда поражает эта буря эмоций, проходящая, словно шквал, над двенадцатью апостолами, и разделяющая их на четыре группы по трое; они пересекаются, но не смешиваются. Никогда искусство изображать чувства и мысли жестами и позами не достигало такой драматической точности. Когда мы видим это, кажется, что мы слышим. Сопровождаемый шепотами и криками, идет бурный разговор. Головы сближаются, руки судорожно сжимаются. С обоих концов стола руки страстно простираются к Учителю, словно говоря ему: «Открой нам страшную тайну!» Но в центре этой бури фигура Иисуса остается спокойной, глаза полузакрыты в глубокой задумчивости. Его руки, лежащие на столе, раскрываются в жесте снисходительности и смирения. Его слегка склоненная голова выделяется на мертвенной ясности дня, видного из окна позади. Мягкое величие исходит от его чела по длинным волосам и распространяется по легким складкам его одеяния. У него нет ореола, но его нежная грусть проникает в нас и захлестывает. Он показывается весь целиком, и однако он остается недосягаемым. Его душа живет во Вселенной, но остается одинокой, как душа Бога.

Рисунок
Рисунок
Тайная вечеря, 1495—1498

Таково первое впечатление от «Тайной Вечери» в ее тончайшей гармонии. Любопытство остается, удивление возрастает по мере того, как смотришь на нее и в нее погружаешься. Ибо тогда видно, как акцентируются характеры персонажей и проявляются психологические намерения художника, имеющие особую глубину. По правде говоря, перед нами не рыбаки из Галилеи, а главные извечные человеческие типы. Здесь можно различить три ступени в их нравственной иерархии. Эти три класса людей можно назвать инстинктивными, страстными и психологическими, или одухотворенными интеллектуалами . Их можно найти у всех народов. В окружении Иисуса есть ученики слова, ученики чувства и ученики духа. Леонардо не группировал их по отдельности, он смешал их в своей картине, как они смешаны и в жизни. Но их вполне можно различить в четырех человеческих группах, которые образуют двенадцать апостолов.

Посмотрите на два конца стола, и вы увидите представителей первой категории. Крайний слева, энергичный и молодой Варфоломей привстал. Опершись обеими руками на стол, он смотрит на Иуду с потрясением, смешанным с негодованием, тогда как благородный и миролюбивый Андрей оборачивается к предателю, подняв руки, как бы отодвигаясь от него. На другом конце стола Симон, наивный старец, простирает руки, говоря: «Нет, это невозможно!» Матвей, похожий на молодого атлета, в бурном порыве отвечает Симону: «Разве ты не видишь виновного?» В то же время он показывает обеими вытянутыми руками на Иуду, который опрокинул солонку и сжимает кошелек в кулаке. Между Симоном и Матвеем верный Фаддей с растрепанными волосами и недружелюбным взглядом гневно добавляет: «Невозможно сомневаться. Учитель так сказал!» Наконец, недоверчивый Фома, резко вскочивший с места, протестует со скептическим видом против утверждения Учителя и вопрошает, подняв указательный палец: «Как? Ты сказал: один из нас?» Эти шесть апостолов представляют первую категорию, инстинктивных , тех, кто воспринимает зримые и осязаемые факты. Им нужны материальные чудеса, чтобы уверовать. Они лицезрели эти чудеса в изобилии, но этого им недостаточно. Они увидят новые и более великие, но хотят чудес все снова и снова. Честные, смелые и убежденные, они нуждаются в проповеди Евангелия, но они еще лишь на первой стадии посвящения и представляют тем самым большинство людей всех времен.

Теперь взглянем на Иакова Младшего, Иакова Старшего и Петра, размещенных справа и слева от Иисуса в гневных позах. Это апостолы второй ступени, импульсивные люди действия. Петр, чей профиль очерчивается между ангельской головой Иоанна и черным силуэтом Иуды, подается вперед. В несправедливом подозрении его рука указывает на апостола, сидящего у края стола. Но Иаков Младший, голова которого видна между Варфоломеем и Андреем, отвечает ему: «Разве ты не видишь, – восклицает он, – что ты сидишь возле предателя?» В то же мгновение Иаков Старший, сидящий возле Христа, поворачивается к нему с возмущением. Его разведенные руки сопровождают его мольбу: «Посмотри на меня, Учитель, – кричит он, – и скажи, способен ли я на такую гнусность!» Эти три апостола представляют категорию людей действия и ярых энтузиастов, которым, по слову самого Христа, принадлежит царствие небесное. Они поняли превосходство Христа и величие его миссии. Они готовы отдать свои жизни за него. Они – заводилы, деятели, герои человечества, те, без кого ничто великое не могло бы осуществиться. И однако их горячность и торопливость часто уводят их далеко от цели и приводят к ужасным последствиям. Их необходимо умерять и управлять ими из высшей сферы.

Третья категория – психиков, или одухотворенных интеллектуалов, – представлена в «Тайной Вечере» только двумя апостолами: Филиппом и Иоанном. Прекрасные образы молодых людей. Своей утонченной и изысканной красотой, своей редкой чувствительностью они похожи на женщин. Филипп поднимается и, обращаясь к Учителю и прижав руки к груди, протестует в своем неведении с грацией молодой девушки. Иоанн же похож на Иисуса своими длинными вьющимися волосами волосами и женственной мягкостью позы и утонченного овала лица. Невыразимая грусть склоняет его голову, подобно иве. Он ничего не говорит, ибо он все понял: ужас положения, желание Учителя пожертвовать собой за людей, бесполезность всяких слов. Он подавлен мыслью о том, что должно совершиться. Бездонная и неподвижная скорбь, которая неизмерима и плачет над бездной. Он может лишь сложить руки на столе и молча молиться. Эти два ученика душою ближе всего к Христу. Наиболее постигшие его учение, они представляют посвященных чистого Духа, апостолов вечного Евангелия.

Что же до Иуды, с крючковатым профилем, который поворачивается к Христу с упреком во взгляде и с восклицанием: «Это не я!» – то его протест выдает его еще яснее, чем слова Учителя, ибо он провозглашает свою невиновность с лицом палача. Так противопоставляются в центре картины две крайности на лестнице душ: человек, закосневший во зле, огрубевший в аду зависти, алчности и бессильной ненависти, и Бог, ставший Человеком, небесное Слово, Любовь, победившая жертвой. Следовательно, весь поток человеческих и божественных сил проходит через двенадцать апостолов и Христа Леонардо, словно река звуков протекает через орган, звучащий в полном регистре. Там можно найти в великих линиях иерархию сил, которые правят Вселенной и человечеством.

За это сообщение автора Kastaneda поблагодарили: 4
cvejiiveter, feola, ludmila01, tat2261
Рейтинг: 2.7%
 
Аватара пользователя
Kastaneda
Мастер (капитан)
 
Сообщения: 3069
Регистрация: 26.10.2008
Благодарил (а): 629 раз.
Поблагодарили: 3279 раз.

Рафаэль Санти и его Мадонны

Непрочитанное сообщениеАвтор: Kastaneda » 19.11.2014, 14:21

В тринадцать лет Рафаэль Санти стал учеником Перуджино. Глава сумеречной школы принял его с радостью. Он был очарован красотой и умом ребенка, грациозного, как паж, в черной шапочке на длинных волосах и с темными глазами, которые, казалось, расширяются, чтобы все видеть и размышлять возможно глубже. Ученик очаровал учителя своим усердием, так же как и легкостью, с какой он осваивал его манеру письма. Перуджино не сомневался, что под этой улыбающейся пассивностью дремлет гений, и в том, что юный художник через несколько лет пойдет дальше, чем он сам в продолжение своей долгой и трудной карьеры. Гений Рафаэля должен был проявиться не через бесконечную любознательность, как гений Леонардо, и не через борьбу и боль в утверждении непоколебимой индивидуальности, как гений Микеланджело, но через силу чувства и любовь к одной Красоте. Он был из тех, кто развивается с симпатией и создает подражая. В одной из своих первых картин, «Видение рыцаря», находящейся в Лондонской национальной галерее, уже проявляется нежная и любящая душа Санти. Молодой рыцарь, снявший доспехи, грезит в тени прекрасных деревьев. Слева от него женщина, представляющая Наслаждение, протягивает ему белую розу. Справа другая женщина, Добродетель, предлагает ему меч и книгу. У Наслаждения вид столь же невинный, сколь и у Добродетели, а Добродетель так же прекрасна, как искусительница. Позы и драпировки еще напоминают о неподвижности Перуджино, но мягкая грация спящего и выражение его лица выполнены рукой более легкой и более чувствительной к прикосновениям жизни.

Рисунок
Сон рыцаря, ок. 1504

Флоренция, Галерея Уффици Именно тогда он писал своих прекрасных Мадонн, которые восхищают всех уже четыре столетия. О! Эти цветущие девы, эти нареченные вечной любви, эти чистейшие девы из Евангелия и легенды, почему же творения ни одного художника не смогли сравниться с ними, несмотря на бесчисленные изображения? Потому что они не изображали чудо невинности и веры. Легенда о Мадонне жила веками в сердце и в воображении итальянского народа. Она жила в алтарях церквей и в сердцах матерей. Она убаюкивала младенца и утешала старца. Средневековые художники писали ее благочестиво, но неумело, в тысячах копий. Санти было дано возродить ее в ее прелести и сиянии ее вечной красоты. Он творил это своей силой художника, но также и прелестью божественного воспоминания. Он потерял мать в возрасте восьми лет, но всегда видел себя у ее ног: с другими детьми, на пороге монастыря, под кленом или каким-нибудь вязом в Умбрии. А теперь среди соблазнов Флоренции он оживил картины прошлого с неодолимым влечением самого еще отдаленного и самого святого воспоминания, словно он некогда играл с младенцем Иисусом у ног Марии. Такая ностальгия сделала из него прежде всего художника, изображавшего детство Христа и святую идиллию этих трех персонажей.

Маленький св. Иоанн и младенец Иисус не были, как их изображали средневековые художники, благочестивыми идолами, связанными собственной святостью. Это настоящие дети, задорные и шаловливые. Но все же можно догадаться, что в них происходит нечто таинственное и высшее. В этих маленьких детских драмах, в их диалогах есть как бы градация познания божественного у двух детей. Мать остается молчаливой, замкнувшейся в своем чудесном созерцании. Но слышен разговор двоих малышей. Посмотрите, например, на «Святое семейство». Страстным движением младенец Иисус протягивает своему товарищу свиток, на которой написано имя Господа. Маленький Иоанн Креститель как будто отвечает: «Я не постигаю, но сделаю все, что ты захочешь».

Рисунок
Мадонна Терранова (тондо)

В наброске «Мадонны со щеглом» Иисус берет птицу, предложенную св. Иоанном, только чтобы приласкать ее и вернуть ей свободу. Мать, опустив глаза, не говорит ничего. Она не препятствует им, принимает и восхищается. Она не приказывает; она смотрит и наставляет.

Рисунок
Мадонна со щеглом

В «Святом семействе на отдыхе» св. Иоанн обращается с настойчивым вопросом к Иисусу. Он шепчет: «Кто же ты, ты, который не от мира сего?» Маленький Иисус смотрит на своего друга в задумчивости и не отвечает. Стоящая мать, которая останавливает спокойным жестом растущего ребенка, словно думает: «Как это мудро – не ответить ничего! Он знает об этом больше, чем мы должны и можем знать».

Рисунок
Святое семейство под дубом

Наконец, в «Мадонне делла Тенда» душа Марии раскрывается целиком. Коленопреклоненная перед спящим ребенком, она поднимает жестом, полным неизъяснимой прелести, полог, защищающий сон ребенка. Когда он не спит, она не осмеливается выказать ему всю свою любовь. Теперь, когда он спит и не видит ее, она отдается своей мечте и растворяется в чувстве божественного материнства.

Рисунок
Мадонна с голубой диадемой

Вся суть гения Рафаэля проявилась в этой идиллии Мадонны и двух божественных детей. Она заставляет нас присутствовать при духовном посвящении художника его трудом. Можно заметить его чудесные эффекты в самих картинах. Посмотрите на эту блестящую траву, эти нежные цветы, эти лазурные горы и даже эти руины, увитые плющом. Все здесь словно благоухает и освящено дыханием Богоматери. Благодаря ей все существа обретают свою юность. Дети вновь становятся ангелами, зрелые мужи – юношами, а старцы обретают неизъяснимую грацию юношей. Кроткие и умные животные участвуют в этом всеобщем палингенезе. Изначальная девственность души, опознанная после ее снисхождения в материю, – вот что отныне простирается во всей Природе, чтобы очистить ее и преобразить.

Рисунок
Мадонна Альба

За это сообщение автора Kastaneda поблагодарили: 4
cvejiiveter, feola, ludmila01, tat2261
Рейтинг: 2.7%
 
Аватара пользователя
Kastaneda
Мастер (капитан)
 
Сообщения: 3069
Регистрация: 26.10.2008
Благодарил (а): 629 раз.
Поблагодарили: 3279 раз.

Станцы Рафаэля в дворцовом комплексе Ватикана

Непрочитанное сообщениеАвтор: Kastaneda » 19.11.2014, 14:21

Серия фресок, украшающих Станцы Ватикана и Лоджии верхней галереи, данная в Дамасском дворике, включает историю христианства со времени его возникновения, сходя оттуда к греческой философии и поэзии. Некоторые эпизоды этой истории, касающиеся важных фактов истории папства, должны были быть предложены Рафаэлю папой Львом X и кардиналами, которые были его близкими друзьями, но общий замысел, выбор сюжетов, их взаимосвязь и дух, определявший их, принадлежат художнику. Известно, что Станцы, где представлены великие сюжеты античности и католицизма, созданы рукой Рафаэля, тогда как потолки Лоджий, представляющие историю Ветхого и Нового завета, были выполнены его учениками по эскизам мастера. В этом ансамбле прослеживается светоносная мысль. Эта мысль, разумеется, синтетическая. В свободном полете она парит над веками, подобно его Иегове, который очерчивает пальцем контуры континентов на глобусе. Она начинается с тайны христианства и таинства Евхаристии («Спор о святом Причастии»). С христианского неба она спускается к греческой философии («Афинская школа»), а оттуда вновь поднимается к Музам, вдохновляющим поэзию («Парнас»). Помолодевшая и обновленная эллинской красотой, словно омывшись в чистейшем источнике, эта мысль входит в течение времен от ветхозаветной истории до относительной победы христианства над язычеством в великой битве Константина. Остановимся на мгновение перед тремя первыми из этих великих фресок, чтобы затем бросить быстрый взгляд и на остальные. В Станца делла Сеньятура у Рафаэля была благородная мысль прославить три величайшие просветительные силы человечества: Религию, Науку и Поэзию. Размах этой идеи делает его в полном смысле слова возлюбленным сыном Ренессанса и его самым истинным апостолом. Ибо его понимающий и примиряющий гений охватывал одной любовью эти три сферы. Но первая из его религий была ему ближе остальных из-за его религиозного обучения в Умбрии и из-за его блистательного дебюта в мистической живописи. Итак, он начал с религии, которую сконцентрировал вокруг «Спора о святом Причастии». Эта фреска не изображает никакого конкретного события. Здесь мы находимся не в сфере истории в полном смысле слова, а в некоем промежуточном пространстве между небом и землей, между вечностью и временем. Это астральное пространство, в котором великие события прошлого отражаются, словно в зеркале, и воплощаются в символических образах, в то же время как готовятся и таинственно вырисовываются события будущего. Ибо именно в созерцании этих живых символов, созданных чистым Духом, горние души проникаются своей миссией, прежде чем воплотиться на земле.

Рисунок
Дворцовый комплекс Ватикана. Станца делла Сеньятура. Общий вид росписей 1
Рисунок
Дворцовый комплекс Ватикана. Станца делла Сеньятура. Общий вид росписей 2

Идея сотворения мира как жертвы существует уже в брахманистской религии, где Брахма создает мир, питая богов своей сущностью и проникая во все существа. Воплощение Сына Божьего на земле в образе Иисуса Христа и спасение человечества мученичеством на Голгофе – центр и важнейший постулат христианства. Это таинство, обновленное в символе Евхаристии, – центр католического культа. Согласно ему, божественная Любовь продолжает сиять над миром. Именно это и хочет представить Рафаэль.

Два апостола, Петр и Павел, указывающие на монстранц и дароносицу позади алтаря в центре фрески, притягивают взгляд как центр композиции. Вокруг них группируется обширное собрание в форме полумесяца – более сорока персонажей, отцы церкви, мученики, доктора, отшельники или простые верующие. По мере удаления от центра живее становится спор о происхождении явления, которому они являются свидетелями. Но все, и даже те, кто его отрицают, участвуют в чуде, которое одинаково заполняет их всех и связывает в едином символе. Здесь гений художника проявляется не столько в мощи экспрессии, сколько в разнообразии поз, в искусстве группировать и в мудрой композиции. Здесь можно найти все степени веры, от размышления и спокойного убеждения до горячего экстаза и жажды жертвы.

Рисунок
«Диспут» (спор о причастии)

Со своей инстинктивной широтой Рафаэль не побоялся поместить отлученного монаха Савонаролу среди благородных верующих. По бокам первого плана, справа и слева от широкого собрания, очень далеко от сияющего алтаря, можно видеть, как суетятся с разными ужимками, в удивительных ракурсах скептики и насмешники, среди которых можно различить лукавое лицо Браманте. При этом по всем их беспокойным лицам, по всем рукам, грозящим или молитвенно сложенным, проходит волна высшей гармонии. Верхняя, небесная часть фрески, изображающая Христа между Богоматерью и Иоанном Предтечей с группой ангелов, менее удачна, но вместе с первой составляет величественный ансамбль.

Глядя на «Афинскую школу», мы спускаемся на землю, не покидая при этом идеального мира. Вся греческая философия, мать современной науки, находится здесь в лице своих основных представителей, разделенных и сгруппированных в соответствии с их ролью и значением. Легко дышится под этим грандиозным портиком, высокими сводами, глубокими аркадами. Нужно восхититься метафизической интуицией художника-гуманиста, поместившего в центр своей композиции, над всеми остальными философами, главу Академии и главу Ликея. Воздетым перстом Платон, величественный старец, указывает на небо, тогда как молодой Аристотель энергичным жестом простирает руку к земле. Каждый говорит: «Вот где истина!» И оба правы. Об этом их последователи будут спорить бесконечно бесконечно. И всегда найдутся ленивые циники, чтобы высмеять человеческое усилие, подобно Диогену, который нагло развалился у ног двух великих мыслителей, на лестнице, ведущей к храму мудрости. Вокруг них, сидя или стоя, группируются вдоль балюстрады величественного здания Гераклит, Пифагор, Архимед и Сократ со своими школами из Эллады и Ионии. Все мыслят и беседуют, спорят и опровергают, но с достоинством и без грубости. В том неземном храме, где они встретились, исследователи поняли, что истина глубже, чем их система. Каждый пытается расширить свою философию, поняв философию других. Их позы и жесты выражают мысль, а не страсти. Эти позы образуют некую мелодию, мудрую, как и их язык. Легко можно поверить, что Рафаэль вдохновлялся стихами Данте, описывающими мудрецов античности:

Там были люди с важностью чела…

Эта величественное и гармоничное собрание воплощает трансцендентную красоту в исторической точности. Эта живая картина эллинской мысли представляет апогей идеалистической живописи эпохи Возрождения.

Рисунок
Афинская школа

Еще один шаг в глубь времен, к безднам эллинизма – и мы окажемся у Кастальского ключа, на горе Муз. Для этого нам не нужно покидать зал делла Сеньятура. Достаточно обратить свои взгляды к произведению, которое возвышается над окном, обрамляя его, и кажется нам как бы зеленеющей вершиной, выходящей из светового тоннеля. И вот мы на вершине Парнаса. О! Это не двойная дикая скала, которая возвышается над сумрачным ущельем Дельф, где пророчествовала Пифия и правил Аполлон Пифийский, но это также и не снежный Геликон, на зеленых склонах которого пастух Гесиод видел спускающихся мечтательных дочерей Мнемосины и Зевса, которые поверяли его внимательному слуху историю богов и земли. Это Парнас более веселый и беспечный, Парнас итальянский и в то же время эллинский благодаря своей беззаботной грации и спокойной красоте. Сидя под великолепным лавром, Аполлон больше не прикасается к лире; он играет на виоле, чтобы научить своих спутников новым гармониям зарождающегося мира. А задумчивые Музы слушают улыбаясь, одни – обнимаясь перед лицом бога, другие – в стороне, полускрытые листвой. Но все подчиняют свои позы и лица удивительной мелодии, которую ои слышат. Аполлон играет на них, так же как на своей виоле; они стали его лирами. В тени лавров видны силуэты Гомера и Вергилия, Стация и Данте. На переднем плане сидит Клио, с величественным профилем и огненным взглядом, ее протянутая рука удерживает на коленях бронзовую табличку. Другая рука держит стило. Но она не пишет. Живость ее движения приоткрыла складки одежды и позволяет видеть часть молодой груди, свежей, как роза. Она смотрит вдаль, и ее глаза из-под ресниц, кажется, видят зрелище, которое наполняет ее восторгом и энтузиазмом. Она словно восклицает: «Что мне до обыденных действий? Что мне до суетной толпы? Единственное, что меня занимает, единственное, что украшает и оправдывает жизнь, – это герой – и я вижу его!» Некоторые предполагают, что, изображая голову этой Музы истории, Рафаэль вдохновлялся молодой Витторией Колонна, маркизой Пескара, воспетой позже старым Микеланджело, любившей всю жизнь только своего мужа, блистательного и легкомысленного сеньора д’Авалоса. Как бы то ни было, этот Парнас Рафаэля напоминает об итальянском Парнасе Возрождения.

Рисунок
Парнас

Фреска «Освобождение Петра», расположенная над окном соседнего зала, напротив, показывает нам все, на что был способен Рафаэль в изображении христианской легенды, где спиритуальная мистика смешивается с драматическим чувством в грозной реальности. Этот эпизод взят из «Деяний апостолов». Сквозь железную решетку тюрьмы видна удивительная сцена. Петр, сидящий у стены, спит мертвым сном. Ангел Господень будит его. Апостол, со склоненной головой, колеблется в сомнамбулическом сне. Но, послушный грациозному движению ангела, который словно поднимает душу спящего, как цветок в ночи, Петр медленно поднимается, чтобы последовать, как во сне, за своим небесным проводником. Эта светящаяся группа, выделяющаяся из сумрака темницы, с трудом различимая сквозь страшные решетки тюрьмы, производит впечатление сверхъестественного. Кажется, что тебя касается духовный свет. Два других эпизода, образуя триптих вместе с этой центральной сценой, обрамляют ее. Слева стражник, сидящий на лестнице около тюрьмы, держит факел. Его красноватый свет освещает спящих товарищей и отражается на лице часового. Свет тревожный и коптящий, совершенно иной, чем белый свет, озаряющий внутренность тюрьмы. Земной свет беспомощен перед светом божественным. Ангел вошел, но стражники ничего не видят. То проник дух, невидимый и тонкий. Засовы, решетки и стены не могут помешать ему. А по другую сторону тюрьмы виден пробудившийся апостол, сопровождаемый безмятежным ангелом, выходящий из запертых дверей при свете звезд. Искусным распределением светотени художник сделал ощутимым присутствие духовного мира, который проникает сквозь грубую материю, мир невидимый и неощутимый, но непобедимый непобедимый и мощный.

Рисунок
Дворцовый комплекс Ватикана. Станца д’Элиодоро. Освобождение апостола Петра из темницы

В ложах галереи, которые обрамляют Дамасский дворик, развертывается история еврейского народа. Эти фрески выполнены учениками Рафаэля, но все они написаны по эскизам мастера. Повсюду видна его манера, его совершенное искусство композиции, неисчерпаемое богатство его фантазии. Изящество поз, волос и драпировок поистине уникально. Рассмотрим, например, серьезного архангела, изгоняющего из рая Адама и Еву. Левой рукой он мягко касается плеча прародителя. Посланец Иеговы не гневен. Несмотря на меч, пылающий в его правой руке, он испытывает жалость к плачущей чете, которая отведала плод с древа познания Добра и Зла и которую ждет столь мрачная судьба. Можно вспомнить также Авраама, принимающего трех ангелов, Иосифа, истолковывающего сон фараона, и группу молодых прислужниц, собирающих на Ниле цветы лотоса, в то время как египетская принцесса забирает младенца Моисея из плывущей корзинки. Это совершенство повествовательного стиля в живописи. Эти классические чарующие образы, бесконечно воспроизводившиеся, обольстили христианский мир и придали его религии новую мощь.В своих ватиканских фресках Рафаэль достиг апогея своего гения, эстетических вершин, каких не достигал до него ни один художник. Мог ли он вырасти еще после этого? Не должен ли он был умереть в своем расцвете, чтобы не низвергнуться с такой вершины? Да, согласно античной пословице, он должен был умереть молодым, как и все те, кто был любим богами. Он не должен был познать, подобно Микеланджело, несчастья старости и увидеть, как омрачается его горизонт в пучине бедствий, обрушивающихся на разоренную и порабощенную Италию. Но перед смертью он должен был еще подняться на высший этап в своем посвящении – и при этом вновь ощутить борьбу между двумя силами, занимающими два полюса его поразительно уравновешенной натуры.

За это сообщение автора Kastaneda поблагодарили: 3
cvejiiveter, ludmila01, tat2261
Рейтинг: 2.03%
 
Аватара пользователя
Kastaneda
Мастер (капитан)
 
Сообщения: 3069
Регистрация: 26.10.2008
Благодарил (а): 629 раз.
Поблагодарили: 3279 раз.

Галатея, Сикстинская Мадонна и Преображение

Непрочитанное сообщениеАвтор: Kastaneda » 19.11.2014, 14:22

…Более совершенна по замыслу и стилю, но еще более страстна фреска «Галатея». Эта Галатея могла бы быть Венерой по своей красоте и трепещущей прелести. Она легко скользит в своей перламутровой раковине по лазурной волне. Жест, которым ее руки держат вожжи дельфинов, удивительно изящен. Ее тело, шея и голова обращены к небу. Кажется, что она предлагает богам охватить ее сердце и утолить ее жажду любви. И эти боги наводняют землю и море своими весенними ручьями. Легкие облака плывут в синеве. Сильный ветер веет над океаном, приподнимает одеяние нимфы, развевает ее волосы и обнажает перед лицом неба ее прекрасное тело, открытое поцелуям воздуха. Прекрасная нимфа сидит у ног Галатеи, на краю ее раковины, с выражением тонкой насмешки. Она словно говорит тритону, обнимающему ее стан: «Попробуй, удержи меня; я выскользну, как угорь». А маленький Амур, который на первом плане развалился на самой поверхности воды, ухватившись за плавник дельфина, показывает на три фигуры перламутровой раковиной и восклицает: «Следуйте все за мной; повинуйтесь закону любви!». Здесь мы уже не в промежуточном пространстве между небом и землей, где Психея парила в аркадийском мире. Вихрь желания пронизывает почву, волны и всех ее обитателей. Живые существа хотят любить и размножаться. Человек будет желать и страдать. Натянуты луки амуров, которые летают в воздухе. Стрелы дрожат, они летят… и уже ранят.

Рисунок
Триумф Галатеи

…Возвращаясь в свою мастерскую, он совершал мощный взлет к другому началу своей натуры. Тогда он вновь ощущал с растущей силой ностальгию по тому божественному царству, своей духовной родине, куда прекрасная транстеверинка не могла за ним последовать. Он вспоминал мистическое небо Умбрии и молодых матерей, похожих на Богоматерь, сидящих под большими вязами и укачивающих своих детей. Разве не пробил для него час сражаться с титаническим гением Микеланджело, который только что поразил мир потолком Сикстинской капеллы? Новый импульс подвиг его молодого соперника подняться в высшие сферы искусства. В «Споре о святом Причастии» и в «Афинской школе» Рафаэль создал идеалистическую и историческую живопись нового времени. В своих последних трудах он хотел подняться до воплощения великих таинств в форме символических видений.

«Сивиллы» из церкви Санта Мария деи Паче в Риме и «Видение Иезекииля», которое находится в Галерее Уффици во Флоренции, показывают первый взлет художника к этим высшим сферам. Эти два произведения явно обязаны своим появлением влиянию Буонарроти. Известно, что во времена Юлия II Рафаэль мог тайно проникать в Сикстинскую капеллу до завершения знаменитого потолка, хотя Микеланджело запрещал входить туда всем и даже самому папе. Он обязан этой привилегии Браманте, тогда всемогущему при папском дворе. Благодаря помощнику архитектор собора св. Петра сумел нарушить запрет в пользу своего протеже, вопреки приказу недоверчивого мастера и в его отсутствие. Рафаэль понял с первого взгляда несравнимое величие пророков, сивилл и Господа, которые поднимали своими сверхчеловеческими формами и своим горячим дыханием потолок знаменитой капеллы. Он хотел подняться на такую же высоту со своим особенным темпераментом и своим собственным религиозным чувством. Конечно, он не мог достичь силы и утонченности этого Моисея христианского искусства, но он приблизился к его величию и превзошел его нежностью и проникающей мягкостью своего гения. Сивиллы Микеланджело – большей частью морщинистые и угрюмые старухи. Их суровые глаза, их жесты, их проклятия предвещают великие несчастья, страшные беды человечества и заставляют трепетать своды здания. Их вдохновение приходит к ним из земной атмосферы, где скорбь и кара следуют сразу за грехами и преступлениями. Сивиллы Рафаэля, более христианские, чем языческие, молоды и серьезны, исполнены безмятежности. Они находятся в согласии с духовным миром, безмерно высшим по отношению к земле. Они пророчат возрождение неба, где Вечно-женственное, воплощенное в Богоматери, воцарится одесную Отца Небесного. Иегова Микеланджело – прежде всего Бог-Творец, всемогущий Иегова из Книги Бытия, окутанный плащом из бури. Господь Рафаэля является в виде сияния, это Адонай пророка Иезекииля, которого несут четыре священных животных, херувимы из ковчега. От его обнаженной прекрасной груди, от его протянутых благословляющих рук, от его склоненного лика нисходит луч благодати на коленопреклоненного пророка на вершине горы. Это Иегова которого омолодила и смягчила любовь. Это уже Отец Небесный, от которого родится при помощи Вечно-женственного Христос Спаситель. Он заставляет вспомнить строки из Библии:
«Гроза прошла над Моисеем, но Господь не был в этой грозе. Потом подул легкий ветер, и Господь явился в этом ветре».

Рисунок
Видение Иезекииля

Приблизившись таким образом к высочайшим таинствам христианства, Рафаэль хотел проникнуть и далее. Он хотел достичь своей живописью личного ощущения присутствия Бога. Но здесь он почувствовал границы своего искусства. Гармонией искусных и точных линий, богатством красок он мог дать отдаленное ощущение божественного мира, приподнять край покрывала. Но лишь музыка, чувствовал он, может нас вознести в сферу, где меняющиеся стремительно видения достигают такого сияния и такой быстроты, что лишь звук может их вызвать. Тогда Рафаэль, воистину гениально, решил выразить эту истину в своем искусстве, рисуя музыку. Пойдите в Болонский музей. В превосходно освещенном зале вы увидите картину Рафаэля, изображающую св. Цецилию в натуральную величину. Здесь находится одна из святых капелл искусства. Святая в экстазе изображена стоящей, со склоненной головой, в умилении, У ее ног лежат разбитые музыкальные инструменты, лютни, виолы и флейты. Она держит двумя руками маленький ручной орган. Ее протянутые руки показывают, что сейчас она его уронит. Ибо она слышит музыку куда более прекрасную, нежели ту, что она может извлечь из инструментов, обломки которых ее окружают. Она склоняет слух к небесному хору ангелов, парящих в облаке над ее головой. От этого венка светоносных юношей на нее падает отблеск и омывает ее золотым светом. Перед совершенством этой песни серафимов она отказывается от земной музыки, посвящая себя музыке небесной. Отныне ее жизнь будет проходить в слушании ангелов и записывании их песен для вокальной музыки. Невозможно выразить в словах поглощенность и красоту головы святой. Я ошибаюсь: это сумел определить Шелли, сказав: «Она успокоена глубиной своей страсти».

Рисунок
Святая Цецилия

После такого взлета Рафаэль был готов к более высоким задачам. Он доказал это, создав «Сикстинскую мадонну».

Рисунок
Сикстинская Мадонна

Вдохновленная женщина так описывала эту картину: «На фоне эфирного света Богоматерь с младенцем возносятся к Богу. Кажется, что мечта неба плывет в воздухе и отражается в их позах. Сама Мировая Душа, сознательная и серьезная, говорит в их пламенных глазах. Без нимба и ореола вечная красота улыбается в них и провозглашает высшую власть Богоматери и младенца. Величественно они попирают небеса, свое владение. И небо действительно принадлежит им. Они далеки от нас. Мы чувствуем расстояние в луче их взгляда». Действительно, эта Богоматерь – не обычная женщина, и она еще не была воплощена на земле. Это некоторым образом астральный образ Вечно-женственного, вне времени и пространства. В своем бесконечном экстазе она дарит миру душу, которую выносила в своем девственном чреве в лучах Отца Небесного и которая станет Христом. Этот ребенок, еще не рожденный во плоти, чей взгляд, исполненный мысли, погружен в будущее, полностью осознает свое предназначение. Он видит судьбу, которая ждет его на земле, и эта судьба страшна, но он знает также, что от него зависит спасение мира. Занавес, окаймляющий картину, указывает, что все это – видение. Два персонажа, размещенные ниже, справа и слева от Мадонны, находятся здесь лишь для того, чтобы выявить сверхъестественный характер этой сцены. Св. Варвара, ослепленная, не может вынести этого сияния и скромно опускает глаза. Облаченный в богатую мантию, св. Сикст смиренно склоняется и едва осмеливается поднять свои. Что касается двух сияющих головок ангелов, облокотившихся на нижнюю раму картины, они как бы говорят: «Целую вечность мы созерцаем эту тайну и живем в ней; но вы, о люди, ползущие в бездну, сколько веков нужно будет вам, чтобы ее понять!»

* * *

Рафаэль догадывался о своем близком конце. По крайней мере, он хотел выразить высшую истину, которая теперь ему казалась светящейся превыше его эфемерной жизни. Эта истина была истиной трех миров, высших и гармонирующих, посредством которых божественное Слово проявляется во Вселенной. Эта космическая троица поразительно воплощена в полотне «Преображение», которую ему заказал папа Лев Х и которую и сегодня можно видеть, бережно сохраненную, на мольберте в одном из внутренних покоев Ватикана.

Полотно, вытянутое в высоту, так что его надо смотреть снизу вверх, четко разделяется на три части, соединенные одной мыслью, столь же широкой, сколь и глубокой. Действие происходит на горе Фаворской – эпизод, рассказанный евангелистом Матфеем (17:1–9). Начнем с нижней части. У подножия скалистого холма выступает в светотени на черном фоне оживленная сцена. Несколько апостолов Христа страстно спорят с простыми людьми. В центре группы красивая женщина, преклонившая колени, указывает властным жестом на одержимого, который только что был чудесным образом исцелен и, потрясенный, поднимает голову к небу. Все эти персонажи, выступающие из тьмы, освещены лишь отблеском сверху, но они не видят, что происходит над ними. Лишь излеченный одержимый видит это, ибо безумец, исцеленный Иисусом, стал ясновидящим. То, что он видит, представлено на двух верхних частях картины. На вершине холма любимые ученики Христа, Петр, Иоанн и его брат, спят глубоким сном. Один из них, приподнявшись во сне, пытается защитить глаза от ослепительного света, который хлынул на всех троих. Этот свет – свет преображенного Христа, который парит над ними на сияющем облаке, где Моисей и пророк Илия поднимаются к нему с жестом поклонения. Верхняя часть картины, выполнить которую было труднее всего, наименее удачна, но весь ансамбль отличается проникновенной красотой, в которой сияет чистейшая духовная красота. Космическое здание, отражающееся в разнообразии человеческой природы, прекрасно передано в этом шедевре. Нижняя часть представляет природный мир, где действует человечество во плоти. Его зрение затемнено животными страстями, и они не видят высших миров. Только некоторые ясновидящие, у которых физическая оболочка наполовину разрушена, видят некоторые отблески. Средняя часть, холм, где спят трое апостолов, представляет мир чистых душ, где посвященные могут подняться ввысь на несколько ступеней и где тогда является небесная радость и красота. Верхняя часть, где парит Христос с двумя пророками, представляет божественный мир, единственный, где Слово является лицом к лицу и без посредника. Никогда, ни в каком произведении живописи, основа оккультной истины не была передана столь прекрасно и патетично. Сияющий и последний всплеск этого божественного гения.

Рисунок
Преображение Господне

Рафаэль написал «Преображение» за несколько недель, с необычной быстротой, которая указывала на силу вдохновения и на боязнь не закончить свою работу. Когда картина была окончена, он почувствовал себя выздоровевшим, столь велика была его радость, и его ученики поверили в это, как и он, настолько работа одушевила его подорванное здоровье… В это время Лев X, который велел проводить раскопки на Форуме, который тогда назывался campo vaccino, поскольку там проходили стада, попросил Рафаэля принять в них участие. Тот согласился, но после первого же дня, проведенного на этой земле с опасными испарениями, лихорадка вернулась и уложила его в постель. Он понял, что умирает. Предоставим слово Вазари. Почувствовав, что смерть близка, «Рафаэль составил завещание и прежде всего, как и подобает христианину, удалил свою возлюбленную из дома, обеспечив ей возможность жить честно. Затем поделил он все свои вещи между учениками: Джулио Романо, которого всегда очень любил, Джованни и Франческо Фьорентино, по прозвищу Фатторе, и неизвестным мне родственником, священником из Урбино. Он распорядился также, чтобы на его средства в Санта Мария Ротонда была восстановлена из новых камней старинная ниша и был построен алтарь с мраморной статуей мадонны; это место он избрал для вечного своего упокоения… Назначил он исполнителем своего завещания мессера Бальбассаре из Пешии, бывшего в то время папским датарием. Затем, исповедавшись и покаявшись, закончил он свой жизненный путь в тот же день, когда родился, т. е. в святую пятницу, тридцати семи лет от роду. Позволительно думать, что душа его украшает теперь небеса, как талант его украшал землю».В головах смертного ложа художника, который только что обрел мраморную безмятежность, поставили картину «Преображение». Князья и кардиналы, элита римского общества были преисполнены скорби. Папа Лев X пролил над ним обильные слезы. Кардинал Бембо составил для его могилы такую эпитафию: «Здесь лежит Рафаэль. Когда он жил, праматерь вещей боялась быть побежденной. Когда он умер, она боится умереть». Конечно, это преувеличение, но оно не банально. Оно доказывает, до какой степени – редкое исключение из общего правила – Санти был понят своим временем. Впрочем, это искреннее поклонение раскрывает глубокую истину. Со своей прекрасной душой Рафаэль принес в мир кристальную квинтэссенцию Вечно-женственного. Мировая Душа должна плакать, видя, как разбилось ее самое прекрасное зеркало. И когда при свете погребальных факелов гроб с телом Санти опустился под плиту капеллы Пантеона, в тот час, когда ночь, скрывающая все предметы, купола и горы, дворцы и могилы, опустилась на семь холмов, тогда от Квиринала до Яникула и от Палатина до Ватикана трепетные души почувствовали с неизъяснимой дрожью, что архангел Красоты покинул Вечный город.

За это сообщение автора Kastaneda поблагодарили: 3
cvejiiveter, feola, tat2261
Рейтинг: 2.03%
 
Аватара пользователя
Kastaneda
Мастер (капитан)
 
Сообщения: 3069
Регистрация: 26.10.2008
Благодарил (а): 629 раз.
Поблагодарили: 3279 раз.

Микеланджело Буонарроти и Потолок Сикстинской капеллы

Непрочитанное сообщениеАвтор: Kastaneda » 19.11.2014, 14:22

Несчастный в политике, Микеланджело был счастлив в искусстве, поскольку он видел широко и чувствовал благородно. Возвратившись в Рим, Юлий II вновь подпал под влияние своего архитектора Браманте. Тот, желая погубить Микеланджело, посоветовал папе поручить ему роспись потолка Сикстинской капеллы. Браманте рассчитывал на полное фиаско скульптора, который таким образом окончательно подорвал бы свой кредит при папском дворе. Но эта интрига, продиктованная завистью, обратилась к величайшей славе Микеланджело. Буонарроти, которому была неведома живопись и который не знал ничего об искусстве фрески, долго сопротивлялся папской воле, но, вовлеченный в игру коварным вызовом соперника, в конце концов согласился. Когда он стал размышлять об этом, его воображение создало космогонию. Этот прилежный читатель Библии, особенно Ветхого завета, видел, как проявляются под этими сводами и на этом плафоне рождение Моисея, сотворение мира и мучительное детство человечества. Браманте считал, что его соотечественник погибнет в глазах папы, будучи принужден работать в незнакомой ему сфере искусства, и что он будет побежден Рафаэлем. Но Буонарроти стал художником и затмил несчастного Санти, как раскаты грома над Синаем затмили холмы Иудеи. Так титаническое сердце Микеланджело, порабощенное Ватиканом, вспыхнуло для создания своего шедевра. Так раб превратился в господина.

Он принялся за работу. Он пригласил самых умелых флорентийских художников, чтобы постичь искусство фрески. Они сразу же признали его равенство и даже превосходство. Через три месяца, когда он постиг суровое искусство изготовления цемента и живописи по сырой штукатурке, он заплатил своим сотрудникам и в гневе отослал их. Отныне он хотел быть один; один растирать краски, один наносить раствор на стену, один расписывать огромный плафон и его своды. Он устроился в капелле, как дома, вынудил папу отдать ему ключ и не позволял никому туда входить. Он работал весь день. Он писал, стоя на высоких лесах или ничком на ложе, подвешенном к своду, вывернув шею. Ночью он писал эскизы, читал или размышлял. Иногда, защитив лоб картонным шлемом и вооружившись фонарем, новый Циклоп, он вновь поднимался на леса, чтобы встретиться с ужасающими призраками, чьи эскизы были нарисованы на стене. Так он жил пять лет, почти не шевелясь, вне времени, в Вечности, со своей великой мечтой, не читая ничего, кроме Библии и проповедей Савонаролы. Темная Сикстинская капелла была для него гротом на горе Кармель. В таком гроте Илия готовился поразить камнями жрецов Ваала, проникнутый огнем размышления. В своем убежище Микеланджело запечатлел на века космогонию Моисея.

Рисунок
Интерьер Сикстинской капеллы. Расположение фресок потолка относительно других росписей. В глубине — алтарная стена с фреской Микеланджело «Страшный суд» (1537—1541)

Необходимо вспомнить расположение фресок Сикстинской капеллы, чтобы осветить религиозный и философский смысл, приданный художником этой обширной композиции. Плафон капеллы в огромном прямоугольнике из девяти частей и двенадцати картин изображает Сотворение мира Богом. Этот прямоугольный плафон поддерживается сводом, разделенным на двенадцать окон в окружности по четырем сторонам. На парусах между люнетами сидят пророки, и напротив каждого из них – сивилла. От основания каждого паруса отходят, как от цоколя, пилястры, поддерживающие балюстраду. Между этими колоннами и на балконе, который они поддерживают, сгруппированы в самых разнообразных позах строгие юноши геркулесовой силы. Это могущественные существа из неведомого мира, одновременно кариатиды, воины и ясновидящие. Между небом и землей, в пространстве, отделяющем люнеты от потолка, серия изображений представляет человечество до рождества Христова.

Рисунок
Фресковая роспись потолка Сикстинской капеллы. 1508–1512 гг. Рим, Ватикан

Итак, мы вновь находим здесь, в иной форме и в более широком замысле, три помещающихся один над другим мира, которые мы уже видели в «Преображении» Рафаэля: мир духовный (или божественный), мир астральный (или души) и мир телесный (человеческий, земной). Отметим разницу в атмосфере, в движении и ритме, которые царят в каждой из этих сфер. На потолке, в мире божественном и высшем, царят сила, покой и величие, которые Творец несет в своем творении. Там Господь – верховный владыка. Он пронзает все своим светом, высшим, ослепительным и животворящим. Все остальное – это мир души, где пророки и сивиллы восседают на своих престолах и треножниках, в воздушном храме. Вихрь Духа проходит над ними. Двойное течение, которое закручивается в свирепый круговорот, ветер с высоты и мучение человеческих страстей движет ими. Буря вздымает их руки, поворачивает их головы и треплет волосы. Они не видят непосредственно высшую драму, изображенную на плафоне, но предчувствуют ее. Они схватывают следы ее, они слышат голоса. Сивиллы – это мощные и грозные женщины, некоторые молодые, но большинство старухи. Старая остроносая Персидская сивилла, сгорбившись над чтением, склонилась над неразборчивыми заклинаниями. Прекрасная Эритрейская сивилла возжигает огонь в своем светильнике. Гордая Дельфийская сивилла, подобно Пифийской жрице, полна божественным огнем. Ветер Духа раздувает ей ноздри и вздымает грудь; она пророчествует с горящими глазами. Атлетические юноши, находящиеся вокруг пророков, представляют космические силы, которые воздействуют на человечество, постепенно вдохновляют его, воодушевляют и воспламеняют. Это элохимы из Библии. Пророки не видят их, но они их слышат и говорят с ними. Даниил прилежно пишет под их диктовку. Величественный Исайя, чей локоть и ладонь лежат на закрытой книге, слушает. Позади него элохим показывает ему нечто и, кажется, вопрошает: «Неужели ты не видишь?» Иезекииль с гордым и строгим профилем, с головой, замотанной в тюрбан, кричит царю Израиля: «Справедливости! Справедливости!» Напротив, Иеремия, охваченный безнадежностью, склоняет голову под гнетом судьбы и прикрывает рукой свои еще отверстые уста, которые скоро воскликнут: «Горе, горе Израилю!»

Рисунок
Но пророки и сивиллы тщетно прорицают, кричат и сетуют между пилястрами парусов. Ибо в это время над их головами между небом и землей и под ними в бездне человечество, искушенное Сатаной, погрязшее в грехе, падает все ниже и ниже, словно в громадном водопаде, от ошибки к преступлению и от несчастья к безнадежности. И никто не знает, что в этих плачевных эпизодах является самым трагичным: воды ли потопа, достигшие вершин горы, или евреи, пожираемые змеями в пустыне, или Аман, распятый Артаксерксом, или Юдифь, куртизанка, мстительная, героическая и оскверненная, отрубившая голову опьяненному похотью Олоферну. И буря жизни, грозная сила Бога-творца, ветер Духа, который сгибает спину пророкам и заставляет трепетать сивилл, продолжает свирепствовать, проникая до основания Сикстинской капеллы, этой камеры-обскуры, где отражается вихрь Космоса.

За это сообщение автора Kastaneda поблагодарили: 3
cvejiiveter, feola, tat2261
Рейтинг: 2.03%
 
Аватара пользователя
Kastaneda
Мастер (капитан)
 
Сообщения: 3069
Регистрация: 26.10.2008
Благодарил (а): 629 раз.
Поблагодарили: 3279 раз.

Сотворение Земли, Сотворение Адама и Сотворение Евы

Непрочитанное сообщениеАвтор: Kastaneda » 19.11.2014, 14:23

Но если этот вихрь ужаса почти затопил нас, то для того, чтобы вновь обрести храбрость, достаточно поднять глаза к вершине свода. Этот прямоугольный плафон – распахнутое окно во все небеса. Там дышат в бесконечных пространствах Сила, Мощь и Величие; там безраздельно царит Господь с его животворящим Духом. Моисей в своем Законе запретил изображать в какой бы то ни было форме высший Дух, рассматривая как кощунство все несовершенные и ребяческие изображения. Но в эпоху Возрождения настало время, когда человек ощутил необходимость изобразить своего Творца в человеческом обличье, таким, каким могли его вообразить пророки в своих горячих размышлениях. Обратите внимание последовательно на три фрески: «Сотворение Земли», «Сотворение Адама» и «Сотворение Евы» – и вы поймете, что высший гений скульптуры может заключить благодаря четкости линий в ограниченном пространстве: чувство безграничного простора, движение в неподвижности и бесконечную жизнь в человеческой фигуре.

Вот прежде всего «Сотворение Земли», замысел грандиозный в своей простоте. Черный шар, окруженный кругами тени и света, плывет в сумеречном пространстве. Возле него Господь, несомый бурей, парит в пространстве. Видны лишь его спина и профиль, но вихрь, развевающий его плащ, показывает, что он резко остановился в круговом движении и что он сейчас двинется вновь. Он одновременно и крайне сосредоточен, и охватывает все пределы пространства. В этот час, отмеченный небесными часами, его рука протягивается к темному шару. Он отделяет свет от тьмы, и это в прямом смысле слова детство Земли.

Рисунок
Первый день Создания. Отделение света от тьмы

Посмотрим теперь на «Сотворение Адама». Адам лежит в своей изначальной наготе на черной почве необитаемой земли. Мужская красота запечатлена в этом легком и сильном теле – и однако какое-то колебание, какая-то робкая грация разлита над ним и обнаруживается в его позе, полной ожидания, и в глазах, еще подернутых бессознательным сном. Это человек в его силе и в его слабости, беззащитный, пробуждающийся от своего небытия; но он оживает от легкого прикосновения и дыхания Господа. Тот, в вихре сильного ветра, парит перед ним; он протягивает руку к творению, которое приподнимается по его знаку и касается пальцем пальца Всемогущего. Бесконечное величие на челе Творца; ангелы и небесные силы парят в складках его плаща, развеваемого бурей, и бросают удивленный, почти испуганный взгляд на рождающегося человека, который восстает из земной глины. Невозможно передать в такой строгости черт и в простоте композиции таинственную связь между конечным и бесконечным, между человеком и Богом. Здесь исчезает обычная перспектива, пропорции увеличены, величие линий указывает на грандиозность замысла, дает ощущение Вечности. Буря, в которой парит Господь, – это само дыхание творения, а взгляд Адама черпает человеческую душу из его огненного взгляда. Здешний пейзаж – голая земля и грозовая бездна пространства, но между ними двумя циркулирует жизнь миров.

Рисунок
Сотворение Адама

«Сотворение Евы» завершает труд по созданию мира.

Рисунок
Сотворение Евы 1508-1512. Сикстинская капелла, Ватикан

В «Сотворении Земли» Микеланджело передает нам чувство Бесконечного посредством порыва ветра, которые охватывает Господа, и кругов тени и света, окружающих Землю. В «Сотворении Адама» он внушает это, показывая поток жизни, идущий от Господа к Адаму. В «Сотворении Евы» он пробуждает в нас это чувство посредством восходящей линии жизни. Фигура Всевышнего, сидящая и видная в профиль, касается ногой нижнего края картины; его голова возносится к верхнему краю. Таким образом создается впечатление, что он попирает ногой земную твердь и касается челом неба. Его правый локоть положен на левую ладонь в задумчивой позе. Своей правой рукой он словно извлекает нечто из воздуха. Это нечто – Женщина, которая только что вышла из ребра спящего Адама и устремляется к Творцу, со сложенными руками, в движении узнавания и поклонения. Это еще не эфирная часть Вечно-женственного, сивилла, которая исходит из Божественных тайн с Христом и когда-то преобразит и саму Женщину. Это пока еще лишь женское начало, роскошное и плодоносящее, Ева, праматерь человеческого рода, уже грациозная в своем порыве и легком движении.

Рисунок
Опьянение Ноя

Если мы наполним наши глаза и сердца теми потоками, которые исходят из трех фресок, мы перелетим в три взмаха крыльев страшную борьбу человечества в тяжелом хаосе материи и в его бурных страстях, изображенных на парусах свода. Ибо тот, кто созерцал высокое зрелище Творения и кто способен возродить его в себе, чувствует, что творящая искра вспыхнула в глубине его, и уверяется, что он может достичь Божественного неба, превыше рек крови и потоков слез, по ту сторону поражений и бездн – на взлете сознательной Веры и Воли.

Таковы чувства, одновременно титанические и божественные, таков новый трепет, который дал миру Микеланджело в своей живописной эпопее. Но сколько трудов, сколько страданий, сколько горечи смешано с красками этих стен, потемневших от времени и копоти свечей!В своей жестокой гордыне, в щепетильности и страсти художника, в своем мрачном расположении духа, одинокий фанатик не желал показывать свое творение публике иначе как завершенным. Даже папе он не хотел показать почти законченный плафон. Когда Юлий II настаивал, Буонарроти изобретал отговорку за отговоркой, чтобы помешать взобраться на свои леса. То он разбирал лестницу, заменяя ее ступенями из штырей, по которым старик не мог вскарабкаться, то разбивал доски на помосте. При каждом посещении папа спрашивал: «Когда же ты закончишь?» Микеланджело отвечал: «Когда смогу». И однажды папа ударил его посохом. Но в тот же вечер он принес ему извинения через придворного из своего окружения и послал ему 500 дукатов. На следующий день ссора возобновилась. Наконец папа воскликнул: «Ты хочешь, чтобы я тебя сбросил с твоих лесов?» Тогда сварливый художник уступил. Он велел снять леса, и в день Всех Святых 1512 г. весь Рим мог созерцать гигантский труд, ставший вскоре предметом восхищения Италии и всего мира. Перед устрашающим зрелищем этих пророков папа, слегка озадаченный, сказал: «Здесь совсем нет позолоты». Буонарроти остроумно ответил, улыбаясь: «Святой отец, те, кто там наверху, – они не богатые, а святые, они не носили на себе золота и презирали богатство».

За это сообщение автора Kastaneda поблагодарили: 2
cvejiiveter, feola
Рейтинг: 1.35%
 
Аватара пользователя
Kastaneda
Мастер (капитан)
 
Сообщения: 3069
Регистрация: 26.10.2008
Благодарил (а): 629 раз.
Поблагодарили: 3279 раз.

Страшный суд

Непрочитанное сообщениеАвтор: Kastaneda » 19.11.2014, 14:23

Когда папа Павел III приказал ему написать «Страшный суд» на одной из стен Сикстинской капеллы, потолок которой он уже расписал, художник увидел в этом случай излить свой скопившийся гнев и представить для будущих поколений в христианском святилище суровый суд над преступлениями своего времени.

5 сентября 1535 года в послании Павла III Микеланджело был назван главным скульптором и художником апостолического дворца. Ему исполнился шестьдесят один год, когда он писал «Страшный суд» на стене Сикстинской капеллы, в которой 50 футов высоты и 40 футов ширины… Если посмотреть на фреску по горизонтали, она разделяется на две части. Справа видна груда тел, падающих сверху вниз; это осужденные на адские муки. Слева соцветие человеческих образов с трудом поднимается к небу; это раскаявшиеся грешники и праведники. По вертикали эта огромная фреска делится на три части: сверху небо; снизу чистилище и ад; между ними пространство, где ангелы и демоны оспаривают друг у друга души. Если сейчас попытаться понять общий ансамбль этой огромной композиции, которую невозможно охватить единым взглядом, можно различить одиннадцать совершенно различных групп. «В центре картины находятся семь ангелов Апокалипсиса, которые трубным гласом созывают со всех четырех сторон света мертвых на страшный суд. Среди этих ангелов, которые трубят в трубы вечности, двое держат книги, и в этих книгах те, кто смотрит, узнают свою прошедшую жизнь. При звуках этих труб видно, как раскрывается земля и род человеческий выходит оттуда с разнообразным и достойным удивления видом. Некоторые, согласно пророку Иезекиилю, похожи еще только на свои скелеты; другие наполовину одеты плотью, иные – уже полностью. И те, и другие одеты в саваны. Есть те, которые с великим трудом выходят из земли, и те, кто уже начал свой полет. Над ангелами, трубящими в трубы, восседает Сын Божий в славе, с резко поднятой правой рукой, как человек в гневе, который проклинает виновных и пред лицом своим предает их вечному огню. Правой ладонью он словно принимает праведных. Ангелы спешат на помощь к избранным, которым злые духи хотят помешать пройти. Слева они задерживают осужденных, которые в своем бешенстве уже поднимаются. Их удерживают демоны, которые хватают гордых за волосы, а сладострастников – за половые органы. Под ними виден Харон в своей ладье, как его описывает Данте при переправе через Ахерон, собирающий ударами весла свое грешное стадо. Последние хотят выскочить из ладьи. «У них страх, – говорит поэт, – сменяется желанием». В облаках, окружающих Сына Божьего, счастливые и воскрешенные образуют круг и венец вокруг него. Богоматерь держится сбоку, трепещущая и испуганная. Поскольку она не уверена, что избежит Божьего гнева, она ищет убежища подле своего сына. Около нее Иоанн Креститель и двенадцать апостолов, каждый показывает судье, произнося свое имя, орудие пытки, лишившее его жизни: святой Андрей – крест, святой Варфоломей – кожу, святой Лаврентий – решетку, святой Себастьян – стрелу, святой Власий – железную скребницу, святая Екатерина – колесо. Над Христом группа ангелов несет в небо губку, терновый венец, гвозди и столб для бичевания, чтобы показать виновным благодеяния Христа и их неблагодарность и укрепить веру праведников» (Кондиви).

Рисунок
Страшный суд

И если теперь мы спросим себя, какова эстетическая ценность этого труда и его философское значение, мы очень высоко оценим первое и гораздо ниже – второе.

С технической точки зрения по тому, как написаны и сгруппированы человеческие фигуры, эта грандиозная композиция превосходит по смелости и энергии самые громадные труды. В этой устрашающей живописной гимнастике Микеланджело показал все, что можно сделать с человеческим телом. Здесь находятся все позы, всевозможные движения: укороченные, перевернутые, тела, раздерганные во всех смыслах или сбитые в кучу, уронившие голову вниз или парящие в воздухе. Гигантская толпа, разбитая на одиннадцать групп, которые проломили стену, темно-синюю и цвета сажи, своей розоватой плотью с играющими мускулами. Кажется, что демоническая сила играет с этой человеческой материей, как поток с волнами и как игрок – с бильярдными шарами. И в этой сотне фигур нет ни одной, которая была бы анатомически безупречна, ни одной, не выражающей свирепую страсть. С точки же зрения душевной, выражение это одновременно болезненно и поверхностно. Это выражение материальной, а не моральной силы. Мощь разрушающая, а не творящая. Поистине, можно сказать, что Создатель раскаялся в своем творении и положил конец своему труду в урагане ненависти. Психология элементарна. Она ограничивается двумя чувствами: гнев и ужас. Христос похож на палача, а осужденные – на мучеников. У праведников ужас притупляется до мучительной боязни. В разверзнутом небе – ни искры надежды, ни луча нежности. Даже ангелы, несущие в эмпиреи орудия для креста, показывают этим лишь утяжеленный полет и дышат лишь ненавистью.

Об этой фреске справедливо говорили, что по стилю она относится в большей степени к сфере скульптуры, чем живописи. Это наблюдение затрагивает и психологическую основу труда, его мысли, его вдохновение. Ему недостает потустороннего мира . Он не затрагивает ничего глубже того, что позволяет видеть. Его подавляющий эффект главным образом физический. Это dies irae человечества, это Дантов ад, но без тонкой и глубокой психологии последнего. Это картина Апокалипсиса, понятая буквально, лишенная его эзотерического смысла, его удивительного символизма и отдаленных перспектив человеческого будущего. Какая пропасть между плафоном Сикстинской капеллы и ее огромной стеной! Там, наверху, – прорыв в Невидимое, видение Вечности, снизу – прыжок в Ад реальности, в самые жестокие часы истории.Труд геркулесов, но не прометеев, «Страшный суд» Микеланджело доказывает, что если возмущение и ненависть иногда необходимы в этом мире, чтобы покарать бесчестие и преступление, то они никогда не будут столь же великими Музами, как любовь и энтузиазм.

За это сообщение автора Kastaneda поблагодарили: 4
cvejiiveter, feola, ludmila01, tat2261
Рейтинг: 2.7%
 
Аватара пользователя
Kastaneda
Мастер (капитан)
 
Сообщения: 3069
Регистрация: 26.10.2008
Благодарил (а): 629 раз.
Поблагодарили: 3279 раз.

Антонио Аллегри (Корреджо)

Непрочитанное сообщениеАвтор: Kastaneda » 19.11.2014, 14:24

Как пробудилось религиозное чувство в этой сверхчувствительной душе? Счастливый своей тайной мечтой, Корреджо не чувствовал себя хорошо среди людей, и порой все человеческие лица его беспокоили. Тогда он искал убежища в церкви и предавался созерцанию скорбящей Богоматери и распятого Христа. Для чего этот Бог – мученик? Отчего так невыразимо страдает его мать? Ему говорили, что Христос спас мир своей жертвой, но он не понимал, почему это было необходимо, не постигнув еще глубины зла и человеческого несчастья. Перед этими двумя скорбящими он чувствовал, как в нем зажигается огонь симпатии, подобный неугасимому огоньку лампады, горящему неподвижно в глубине апсиды.

Это чувство выражается в одной из его первых картин, «Христос под оливами». Иисус изображен коленопреклоненным, со склоненной головой, в глубоком смирении. Ангел, парящий в воздухе, утешает его. Лишь голова Христа, его руки и ангел выделяются во тьме. Остальная часть картины погружена в глубокую темноту. Этот эффект светотени некоторым образом материально выражает слова: «Душа моя смертельно грустна». Сам свет ангела, который исходит от чаши, создает впечатление навязчивой скорби. Вся Вселенная источает страдание из-за агонии Христа, и луч с высоты едва разгоняет эту непроницаемую ночь. Когда молодой Аллегри писал эту картину, он еще не размышлял над Евангелием от Иоанна, как это было позже. Он еще не измерил ни низвержение души в материю, ни возрождающую силу божественной любви. Однако эта любовь пронзает вас, как предчувствие невыразимой скорби, при виде этой картины. Аллегри тоже предстояло найти свой Гефсиманский сад, но гораздо позже. Другая картина, написанная Аллегри в молодости (она находится в Лувре), – «Обручение святой Екатерины». Можно было бы назвать эту картину, исполненную горячего и наивного поклонения, «Призвание святой» или «Мечта невесты». С какой-то девственной страстью молодая Екатерина на своей мистической свадьбе обменивается кольцами с божественным ребенком, в то время как Богоматерь нежно сплетает пальцы, а святой Себастьян наслаждается этой детской игрой, которая на самом деле является небесным договором. Если не размышлять о сюжете этой картины, то можно подумать, что присутствуешь на светской свадьбе – столько радости сияет с написанного полотна в яркой гамме от золотисто-желтого до багрово-красного и от ярко-синего до темно-зеленого. Кажется, что в этой картине молодой Аллегри, будучи вначале захвачен красотами земли, уже смотрит дальше и заранее обручается с тайнами страстей Христовых, говоря: «И я так же сошел с высот эмпиреев, и я так же буду страдать, как страдал и ты… Прощайте, небеса, но позволь мне жить в ожидании и наслаждаться жизнью». Любопытно, что Аллегри подарил эту картину на свадьбу своей сестре. Вместе с тем, она вызвала в стране такую сенсацию, что шесть молодых девушек пожелали постричься в монахини, будучи поражены ее красотой. В своей серафической душе Аллегри еще не отличал земные блага от духовных радостей. Естественно, что его произведения призывали то к одному, то к другому пути, в зависимости от темпераментов.

Рисунок
Мистическое обручение св. Екатерины

За это сообщение автора Kastaneda поблагодарил:
cvejiiveter
Рейтинг: 0.68%
 
Аватара пользователя
Kastaneda
Мастер (капитан)
 
Сообщения: 3069
Регистрация: 26.10.2008
Благодарил (а): 629 раз.
Поблагодарили: 3279 раз.

Мадонны Корреджо

Непрочитанное сообщениеАвтор: Kastaneda » 19.11.2014, 14:24

Госпожа Миньяти считает, что нашла портрет Джеромины в типе мадонн, которых Корреджо писал после женитьбы, и особенно в неаполитанских: «Прекрасной цыганке». Как бы то ни было, глядя на святые семейства, написанные Аллегри, его мадонн и вообще все картины на евангельские сюжеты, можно представить его внутреннюю красоту. Какой горячий свет, какое богатство колорита, какая чарующая интимность в «Отдыхе на пути в Египет», находящемся в Пармском музее!

Рисунок
Мадонна делла Скоделла, Отдых на пути в Египет

Какая скрытая поэзия в «Прекрасной цыганке», сидящей на берегу ручья, глядящей, склонив голову, на ребенка, спящего на ее коленях! Это час отдыха. Она сама дремлет; ее глаза полузакрыты, но она еще радуется своему материнскому экстазу. Все живо в затерянном уголке оазиса: струя воды, нога Мадонны, обутая в сандалию, шум пальмовых листьев и ангел, ухватившийся за них. Все, кажется, интересуется трогательной тайной матери и ребенка, все, вплоть до белого кролика, прячущегося в траве и навострившего уши.

Рисунок
Мадонна с младенцем и Иоанном Крестителем

Еще более замечательна фреска из Пармского музея «Мадонна делла Скала», с ее сомкнутыми веками, чьи прекрасные ресницы таят нежную любовь. «Мать прижимает дитя к груди, тот мягко повернул голову в сторону зрителя. Его рука обнимает шею Мадонны, ладонь приподнимает ее покрывало и покоится на длинных прядях ее волос. Но его мысль витает далеко. Мечта об идеале в его глазах, которые, кажется, уже отражают тайну миров и наполнены мерцающим светом. Ребенок в нем все принял, человек станет жертвой. Мать, напротив, принята им; они обнимают друг друга и сливаются столь гармонично, что кажутся единым существом».

Рисунок
Мадонна делла Скала, фрагмент

Если сравнить мадонн Корреджо и мадонн Рафаэля, можно видеть, что последние обладают более правильной красотой и поистине элегантностью принцесс. Они держатся как царские дочери или как феи. Они больше заняты совершенством своей позы, чем ребенком; в конце концов от них веет холодом и безразличием. Мадонны Аллегри, не такие красивые, не столь совершенные, сразу привлекают глубиной своего чувства, своей удивительной поэтичностью. Они прежде всего страстные матери, обладающие «всем медом материнства».

Рисунок
Мадонна Кампори

Рисунок
Мария, поклоняющаяся младенцу

За это сообщение автора Kastaneda поблагодарили: 2
feola, tat2261
Рейтинг: 1.35%
 
Аватара пользователя
Kastaneda
Мастер (капитан)
 
Сообщения: 3069
Регистрация: 26.10.2008
Благодарил (а): 629 раз.
Поблагодарили: 3279 раз.

 Купола Пармского собора. Успение Христа и Богоматери.

Непрочитанное сообщениеАвтор: Kastaneda » 19.11.2014, 14:25

Настало время приступить к двум важнейшим трудам, в которых гений Корреджо раскрывается с неожиданной широтой и которые помещают его в ряд первейших художников.

В 1520 г. пармские бенедиктинцы предложили Аллегри расписать купол церкви Сан Джованни. Художник, которому тогда было двадцать шесть, попросил несколько месяцев на размышление. Его колебание объяснялось не только природной скромностью, но и грандиозностью замысла. Величественное видение проносилось в его мозгу в свете молний, но он спрашивал себя, возможно ли воплотить его. Он долго размышлял, и только измерив трудности мероприятия и взвесив свои силы, он согласился расписать купол и подписал формальный контракт.

Если рассмотреть в совокупности огромную композицию церкви Сан Джованни, поражаешься высотам и свободе, с какими художник понял свою тему. Оставляя в стороне всю фантастическую и страшную часть мрачной поэмы, завершающей Новый завет, ангелов, трубящих в трубы Страшного суда, потоки крови, Смерть на коне бледном, Аллегри творил свой труд, вспоминая лучезарное начало Апокалипсиса. Он, без сомнения, вдохновлялся тремя стихами: «Се, грядет с облаками, и узрит Его всякое око… и лицо Его – как солнце, сияющее в силе своей. И когда я увидел Его, то пал к ногам Его, как мертвый» (Апок. 1:7, 16–17). Корреджо был поражен в этом пассаже идеей всеобщего возрождения в конце времен, которая находится во всех мифологиях, идеей, в которой еврейское пророчество и мессианство сближаются с великой арийской традицией прогресса через свет и вечное возрождение, а Христос становится живым связующим звеном между семитским и арийским миром, а следовательно – символом единения для всего человечества. Представление преображенного Христа в конце времен было для Аллегри поводом дать зрительное воплощение морального величия христианства через апофеоз его основателя. Свет истины, появляющийся в сознательной и торжествующей справедливости, освещает апостолов и через них переходит на отцов церкви, мудрецов и святых, сидящих ниже. Такова основная идея композиции во всей своей простоте. «Диспута» Рафаэля в Ватикане есть прославление торжествующей церкви, осуществленное под эгидой папства. Плафон Сикстинской капеллы Микеланджело – некая всеобщая история, включающая утонченнейшие страницы, но в которой все же господствует грубый дух Ветхого завета. Здесь же мы находим свободное истолкование христианства в более глубоком и широком смысле. Это свечение души художника его собственной красотой, это передача его лучших мыслей в глубины человечества, которые художник хотел представить.

Идея великая, ясная, философская; но какое внутреннее пламя, какая изобразительная мощь необходимы художнику, чтобы воплотить ее в живых группах!
Рисунок
Фрески купола св. Иоанна (Сан Джованни), Парма

Перейдем к основной композиции. Купол правильной круглой формы, поднимающийся над трансептом, пропускает свет через четыре «бычьих глаза», расположенных под парусами и перпендикулярно им. «На вершине свода сияющая фигура Христа возвышается на фоне благоуханного света, яркого и горячего цвета. Художник представил его в удивительном ракурсе, дающем иллюзию головокружительного взлета. Его волосы и одежды развеваются по ветру, правая рука указывает на небо, опущенная левая рука и согнутая нога, кажется, придают ему новое движение. Этот Христос парит в воздухе с легкостью птицы и величием человека. Если смотреть на него снизу, он словно пронзает свод, делая в нем отверстие для солнца. Радость бесконечной симпатии дает его взгляду великолепие воистину божественного огня. Его чело, на котором сияет истина и справедливость, не имеет другого ореола. Невыразимая улыбка приоткрывает его уста; он пьет свет, окружающий его, и посылает его добрым и праведным в потоках любви. На гряде облаков, окружающих Христа, видны ангелы, как бы пронизанные светом. Их воздушные головы херувимов, со светящимися кудрями, и прекрасные темные глаза, словно собранные в огромный круг, чтобы видеть Христа, улыбаются всеми оттенками чистого детского счастья. В центре этих легких и летящих масс, залитых лучами света, Господь выходит в сияющей белизне и начинает движение в глубины небес».

Рисунок
Фрески купола св. Иоанна. Фрагмент со св. Иоанном

Это образ торжествующей справедливости, совершенно изолированный, образует центр композиции. Ниже Христа, на окружности купола, виден апостол Иоанн, буквально распростертый на вершине горы и как бы пораженный ударом молнии. Это уже не вдохновленный только что юноша: это старец с Патмоса, присутствующий при воплощении своего видения. Он полулежит на большой книге, которую держит на своих крыльях черный орел, созерцающий Христа. Над ним три других евангелиста величественно раскинулись на облаках, несомых дуновением ветра. Восемь других апостолов сидят парами на других облаках вокруг свода. Их позы, преисполненные легкости и величия, живости и силы, изображают различные впечатления, испытываемые каждым из них. У Филиппа мрачный вид, а Фаддей, кажется, вопрошает Господа, уже столь далекого от него, почему он вновь не спустится на землю. Старый Петр держит свой ключ и указывает на небо со спокойной уверенностью, тогда как Павел в склоненной позе погружен в себя. Две самые замечательные фигуры – Фома и Иаков Старший. Фома, блестящий молодой человек, прекрасный, как атлет, отклонился назад; он смотрит на Христа в ошеломлении человека, который долго сомневался и наконец видит своими глазами то, что не считал возможным. У Иакова совершенно иное выражение. Мощная голова на геркулесовом торсе, он сидит в углу облака, он опирается на плечо и смотрит вправо перед собой. «Его большие внимательные черные глаза сияют, как раскаленные угли, в глубоких орбитах. Его волосы и борода обрамляют лицо на семитский манер чащей локонов. Это тип еврейского пророка во всей его грубости и величии. В нем скрыт огонь и бешеная ярость, которые видна в темном пламени его очей». Он-то не видит идеала, он видит реальность: кровавые битвы истории, разнузданные страсти, жестокости, совершенные во имя всемилостивого Господа. И его глаза, единственные видящие реальность среди других затерянных в горнем мире, производят трагический эффект. Ибо мысль этого сурового борца колеблется между триумфом справедливости и несправедливости, словно художник хотел нам сказать, что эта уверенность может существовать лишь в нас самих.

На четырех парусах, находящихся ниже, между аркадами, Корреджо изобразил иной тип вдохновения. Мы видим там отцов церкви, записывающих христианскую доктрину под диктовку евангелистов. Художник отметил большую разницу между теми, кто непосредственно созерцает Господа, и теми, кто познает его доктрину лишь через передачу. Первые сияют, так сказать, отблеском его света, черпая из него силу и красоту; сидя в чистом эфире над облаками, они восхищаются этим в вечном величии и не нуждаются в доказательствах, чтобы это понять; они его видят. Другие слушают, что им говорят, они записывают слово в слово с глубоким напряжением ума. Каждый парус содержит одного евангелиста и одного отца церкви. Они трудятся, они учатся с жаром. Ангел поддерживает книгу святого Марка, диктующего святому Иерониму. Прекрасные юноши, лежащие по обе стороны карнизов, давно продолжают свою учебу. В каждой группе есть тонкая психология. Святой Иоанн, прекрасный, как молодой Платон, объясняет троицу блаженному Августину, который с трудом следит за его объяснениями. Но этот прекрасный молодой человек столь искушен в трансцендентных предметах, что поясняет свою метафизику с легким изяществом. Старик считает на пальцах и загибает их по одному, чтобы лучше уяснить сложный аргумент.

Стиль этой фрески очень отличается от стиля картин маслом того же художника. Рисунок четок, позы грандиозны, но всегда естественны. Сравните ансамбль и детали этого труда с «Диспутой» Рафаэля, и вы увидите, что Корреджо превосходит здесь своего соперника глубиной замысла, силой чувства, как и техникой исполнения.

Перейдем от купола Сан Джованни к куполу Пармского собора. Это зрелый труд. Он был осуществлен между 1524 и 1528 гг. Аллегри вложил в него особую заботу, трудясь с утра до вечера, делая все новые наброски и эскизы в карандаше и сангине, обрисовывая самостоятельно контуры групп на сырой штукатурке, которые помещал на расстоянии, чтобы видеть всю игру светотени и все возможные ракурсы.

Рисунок

Рисунок
Фрески купола Пармского собора

Церковь Сан Джованни имеет вид голый и строгий; там царит серо-голубой свет, который хорошо передает видение апокалипсиса. Напротив, в соборе все улыбается. Высокие своды разделяют неф гармоничными линиями, повсюду теплые, но рассеянные цвета ласкают глаз. Плафон, столбы, стены – вся церковь расписана снизу доверху, и когда в нее проникает солнце, вас охватывает розовый и пурпурный полумрак. Поднимитесь по лестнице, ведущей на хоры, и поднимите глаза к своду на восьмиугольной основе, изображающему эфирное небо. В зените парит, точно птица, фигура архангела Гавриила, чей ракурс дает непосредственное впечатление вихревого полета. Он предшествует Богоматери, чтобы возвестить ее появление на небесах. Легионы ангелов, архангелов, серафимов и херувимов образуют торжественную свиту вокруг всего свода. Все созерцают или сопровождают чудо, возвышающееся перед ними. Это сияющее явление – Богоматерь. «Одетая в розовое платье и длинный синий плащ, вытянув руки, она парит в позе, полной экстаза; голова ее повернута, уста полуоткрыты, губы улыбаются. Ее поддерживают летящие ангелы, поднимающие ее на своих руках. Их словно несет то же мощный порыв, как летние облака, чью изменчивую массу ветер несет к высотам эфира. Радость, которую она несет, распространяет вокруг нее атмосферу счастья, словно нежное благоухание. Ангелы и архангелы также охвачены страстью. Они взмывают, устремляются, собираются со всех сторон в улыбающиеся, одушевленные, грациозные группы и сообщают друг другу счастливую весть, чтобы возрадоваться вместе. Некоторые являются стремительно, словно роящиеся пчелы. Слышна как будто музыка голосов, шелест крыльев и легких покрывал, мелодичный концерт инструментов, которые слышны будто издалека, и лишь отдаленное эхо доносится до нас. Ангелы обоего пола встречаются и спешат в радостном недоумении. Одни приближаются друг к другу и обнимаются с любовью, другие обмениваются быстрым поцелуем, третьи начинают новый подъем. Это вихрь воздушного движения, сверхчеловеческого ликования. Но особенно удивляет, поражает и потрясает среди такой грации и прелести трансцендентная красота Марии, блаженной девы, возлюбленной на земле, которая здесь становится славной правительницей на небесах. Любовь сияет в ее глазах, окрашивает ее щеки, заставляет светиться ее счастливую улыбку, зажигает небесным огнем искры в ее взгляде. Никогда такие глаза не являлись ни в картинах, ни в мечтах. Священный огонь души выступает из них в лучах света. Обрамленные длинными черными ресницами, под темной аркой бровей, эти светящиеся и улыбающиеся глаза, полные экстаза и счастья, раскрывают всю тайну любви, всю магию чувства».

Рисунок

Рисунок
Фрески купола Пармского собора

По другую сторону свода размещена в широком полукруге огромная толпа героев, женщин и святых, хор праведного человечества, приветствующего на ходу свою преображенную царицу. В этой толпе выделяется прекрасная Ева, прародительница жизни; ее левая рука придерживает золотые волосы. Столь смиренна она, прекрасная и великая грешница, что можно счесть ее невинной. Она также ищет в своей божественной сестре надежды и спасения своей души. Выразительным жестом правой руки она протягивает Марии роковое яблоко, как бы прося прощения, что сорвала его.

Рисунок
Фрески купола Пармского собора. Фрагмент с Евой

Ниже, над отверстиями, проделанными в куполе, находятся группы юношей и девушек, которые убирают алтари, воздвигнутые в честь Богоматери. Они готовят светильники, воскуряют фимиам и благовония в курильницах. Та же волна радости проходит по их прекрасным телам, гибким и полуобнаженным. Красота и непринужденность их поз делает их похожими скорее на посвященных в античную тайну, чем на служителей христианского культа. Они опираются друг на друга или обнимают друг друга за плечи, растворившись в созерцании или в страсти беспредельного энтузиазма.

Рисунок

Ниже, между окнами, под алтарями, где находятся молодые люди, видны энергичные и темные фигуры апостолов. Эти мужественные люди, с энергичными жестами, выражают сожаление, грусть, безнадежность из-за вознесения Мадонны, поскольку они не могут последовать за ней.

Рисунок

Так, быстрым decrescendo, с вершины до основания свода, спускаешься с небес не землю. Наверху фигуры обладают легкостью эфирных созданий, витающих в воздухе; снизу, у юношей и апостолов, тела обретают земное тяготение. Можно, напротив, подняться снизу вверх; и тогда замечается как бы crescendo прелести и красоты в массах людей, которые художник умел поднять в небеса и которые взлетают вверх, словно легкие облака. Мы удивляемся движению каденции, почти музыкальному, этих трепещущих зон, которые кругами приближаются к центральной фигуре. Эта живопись имеет особый акцент. Головокружительная смелость исполнения здесь равна энтузиазму мысли. Она дает нам чувство, аналогичное тому, какое вызывает хор, заканчивающий Девятую симфонию Бетховена. Это волны огромной радости, в которых все радости сливаются в некоем дифирамбе. Об этом труде также можно сказать: здесь кончается живопись и начинаются музыка и поэзия.

Рисунок
Фрески купола Пармского собора

Главная фигура, Богоматерь, не имеет ничего общего с традиционным типом, ничего от пассивности , которую можно видеть даже у мадонн Тициана, Микеланджело и Леонардо. Та сознательная и активная добродетель, которая отмечает Христа Корреджо, сияет и на челе Мадонны. Это женщина во всей полноте своей силы, но и благородства. В ее взгляде, в ее выражении сияют одновременно чувства дочери, любовницы и матери, но все эти чувства как бы очищены и слиты воедино: любовь к красоте, истине и божеству. Автор «Жизни Корреджо» нашел прекрасные слова, чтобы выразить восхищение, которое вызвал у нее этот тип, и чтобы его определить: «Мы встречаем здесь не только доброту и красоту, нежность и скромность, но также свет души, которая знает, чувствует и желает Добра, которая парит в свободном полете, делая из Добра свое особенное счастье. Активная сила, глубокое сознание, сияющая душа – вот что отличает Мадонну Корреджо, как и его Христа, и ставит ее превыше остальных. Лишь такая душа имеет силу преобразить свое окружение, создать новый мир вокруг него». И действительно, в группах, которые ее окружают и которые она направляет, кажется, видишь одухотворенную Грецию или христианство, примиренное с миром чувства. В этих ангелах есть дионисийское безумие и все же весь цвет чистоты. По всему куполу кружится триумфальная радость, божественная страсть.

Вернемся к художнику. Его жизнь до сей поры текла, как прекрасный, безоблачный день. Окруженный мирными видениями, счастливый в своей внутренней жизни, безразличный к людям, он доныне не знал острых противоречий между реальностью и идеалом, между политикой и искусством, которые раздирали душу Микеланджело и наложили трагическую печать на судьбу великих творцов. Но пока он создавал своей шедевр, несчастье подстерегало его. Он уже видел строгость папской курии, когда писал фрески церкви Сан Джованни. Папа осадил город, и снаряды долетали до церкви, где работал Аллегри; он укрылся в замке. Позже, когда он работал в соборе, явились голод, болезнь, чума. «Деревни опустели, поля оставались необработанными. Тяжелый, нездоровый воздух витал над городом и окутывал его жителей, словно погребальное покрывало. Бездомные псы бродили по пустынным улицам, хищные птицы, ободренные пустотой, летали над поселениями. В центре города, охваченного ужасом, спокойный человек каждое утро пересекал немые улицы и направлялся к собору. Это был Корреджо, спешащий на работу». Тогда он внезапно потерял свою жену Джеромину, сияющую мадонну его очага. Как он перенес этот удар? Об этом ничего не известно. Тяжесть его скорби была равна верности его любви. Но он был, несомненно, из тех натур, которые проявляют себя тем менее, чем живее они чувствуют, для которых потеря дорогого существа становится более глубоким единением с ним и которые находят в страдании дополнительный энтузиазм. «Неоспоримо, что он продолжал работать с тем же жаром над своим шедевром и вскоре после написал Мадонну, которую несут ангелы. Возможно, в этом лице, озаренном сверхчеловеческим счастьем, и в этом взгляде, как бы охваченном величием вечных истин, нужно видеть последнее прощание Аллегри с единственной женщиной, которую он любил. Была или нет эта живопись последним словом его любви, она – последнее слово его гения; более, чем любая другая, она излучает те высшие чувства, которые являются главным выражением произведений искусства».

За это сообщение автора Kastaneda поблагодарили: 2
cvejiiveter, tat2261
Рейтинг: 1.35%
 
Аватара пользователя
Kastaneda
Мастер (капитан)
 
Сообщения: 3069
Регистрация: 26.10.2008
Благодарил (а): 629 раз.
Поблагодарили: 3279 раз.

Re: Пророки Возрождения (Эдуард Шюре)

Непрочитанное сообщениеАвтор: Kastaneda » 19.11.2014, 14:27

По крайней мере, получил ли художник утешение, видя, что его купол оценен по достоинству? Когда он закончил, он пригласил в церковь бенедиктинцев. Покрывало было снято, и шедевр явился на свет. Тогда один фабрикант, считавший себя большим знатоком и не увидевший в куполе ничего, кроме нагромождения фигур и ног, воскликнул: «Похоже на блюдо с лягушками». Если бы Микеланджело был на месте Корреджо, он бы ответил на эту пошлость резкостью или язвительной шуткой. Аллегри ограничился презрительной улыбкой, но что он должен был испытать? Десять лет спустя Тициан, проезжая через Парму, посетил собор. Монахи, которые все время боялись, что Корреджо их обманул, спросили великого венецианского художника, стоит ли их купол 1200 дукатов золотом, которые они за него заплатили. «Переверните его, наполните золотом, и будет все еще недостаточно!» – ответил Тициан. Воистину прекрасный ответ! Но он появился слишком поздно для Аллегри: к тому времени тот уже умер.

Аллегри умер скоропостижно в марте 1534 года, в возрасте сорока лет. Мы ничего не знаем о его последних днях; глубокое молчание окутывает его кончину, как и его жизнь. Никакой памятник не отмечает место, где он покоится. Тот, кого Каррачи называл «ангельской натурой», не оставил после себя других следов, кроме своих работ, которые сияют всегда, как лучи света, тем, кто любит красоту и идеал.

Эпилог

В Венском музее находится картина Корреджо небывалой и редкостной красоты. Она представляет святого Себастьяна. Но это не трепещущая и окровавленная жертва, мученик, пронзенный стрелами, обычный сюжет для художников средних веков и Возрождения. Это святой, торжествующий после смерти. Неземное лицо, эфирное тело из фосфоресцирующей и неуничтожимой плоти, он дышит интенсивной духовной жизнью. Виден только бюст этого прекрасного юноши. Его белая грудь выделяется светящимся пятном на темном фоне. Легкий плащ свисает с его плеча. Он держит стрелу в правой руке, а его голова задумчиво склонена в другую сторону. Его овальное лицо с тонким и ровным носом выступает из светотени среди темной массы волос, разделенных на две густые половины, теряющиеся с обеих сторон во тьме. Небесная мягкость, глубокая страсть видны в его глазах. Утонченный рот похож на женский, если бы не двойная арка губ, написанная с мужской твердостью. Неизбежно взгляд зачарованного созерцателя возвращается к его удивительным глазам. Тонкий луч, исходящий из них, насыщен невыразимой меланхолией ангелов, которых притягивают страдание и несчастья людей.

Вынужденный рассмотреть эту картину, я убедился, что это было последнее произведение художника и что оно заключает в себе тайну его судьбы. В ней можно прочесть его личное завещание, как можно прочесть его философское завещание на двух куполах в Парме. Святой Себастьян здесь – только маска и символ, под которым содержится, в изначальном кристалле, как в его последней квинтэссенции, душа Корреджо и трансцендентное «я» Льето, написанное им самим. Вот что сказали мне эти глаза и уста:

«Эта стрела пронзила сердце бедной земной души, женщины трепещущей, потерянной, утратившей надежду. Ее страдание и одиночество таковы, что она желала бы умереть, и в то же время она страшится смерти. Сострадание, которое я чувствую к ней, заставило меня понять сразу бесконечную силу Любви. Это божественная сила творения и воскресения. Она проистекает из того же источника, что и та, которая порождает цветы, души и миры. Огненным взглядом и жестом быстрым, как молния, я вырву стрелу из сердца Любимой и, бросив ее в пространство, воскликну: „Стрела Скорби, стрела Смерти, ты уйдешь из этой души. Уходи в бесконечность и никогда не возвращайся!” Стрела вылетела, словно сверкающая ракета, и сказала, дрожа: „Я ухожу, но вернусь к тебе!” Я ответил: „С моим завоеванием… я бросаю вызов тебе!”

Тогда глаза моей Любимой, которые раньше были потоками слез, превратились в огненные колодцы. Они сразу засверкали, как две голубые звезды, под черными ресницами. И я погрузился в них, как свет погружается в атласные лепестки ириса и уходит в его перламутровую чашечку. И я стал Льето, художником божественной радости на земле. И я продолжал свой труд, дойдя до порога великих тайн. Я бы достиг апогея счастья, всегда столь близкого к бездне… Увы! Как осенняя роза, которая говорит ледяному ветру: „Забери меня в одну ночь, до того как я опаду листок за листком”, – так Джеромину забрали у меня однажды зимней ночью. Я нашел ее мертвой на постели. Она еще улыбалась мне и, казалось, благодарила. Нет, у нее не было времени почувствовать приближение смерти… но лиловый ирис, обласканный солнцем, и трепещущая роза, которой опьяняется пчела, берущая свой мед, стали лишь скошенной травой…

Тогда стрела, потерянная в пространстве, вернулась и поразила меня с резким свистом и разбила мне сердце на части. Я перенес удар в молчании и услышал, как его отзвук распространяется в пустоте бесконечного. Никто не знал об этом. Мое лицо стало бесстрастным, а уста онемели. Как Она некогда улыбалась мне, так я улыбался миру. Но до моего последнего дня в моей одинокой мастерской, как и под золочеными панелями князей, при вызывающем смехе женщин, моя душа была подобна святому Себастьяну, лишенному одежд, привязанному к стволу дерева, по которому жестокие стрелки стреляют без остановки, как по живой мишени, чтобы следить за его конвульсиями, но не в состоянии вызвать у него крик и разрушить экстаз его видения, которое охлаждало жар его страдания. Благословен будь этот мученик, ибо благодаря ему я завершил мой труд и написал „Успение Богоматери” в соборе. Три мира, которые я пересек сверху донизу, чтобы познать глубины человеческой печали, я пересек снизу вверх, чтобы повстречать божественную радость силой божественной Любви и жертвой всего моего существа.

Я вновь обрел Джеромину. Теперь она извлекла из моего сердца стрелу, которая его убивала. Ах! Если бы ты мог нас видеть среди наших братьев и сестер, на нашей чистой планете, в лилейной долине, где деревья шепчут имена богов, где жаркими ночами лучи звезды ярче, чем Юпитер, и сияющее созвездие Лиры посылали нам послания высших Духов… ты увидел бы тогда, как я живу в Ней, а Она – во мне. Ты увидишь, что наши души, объединенные и различные, дополняют друг друга для блаженства, чтобы вновь смешаться, что они отражаются друг в друге, превращаются друг в друга и взаимно питают друг друга, смешиваясь. Ты увидишь также, как стрелы смерти могут превратиться в волшебные жезлы, в ветви воителей и пальмы победы… И однако мы готовы вновь спуститься на эту землю страдания, чтобы провести блуждающие сердца к свету и спасти души в бедствиях. Ибо только те, кто ощущал все стрелы земной скорби, могут понять красоту Небес и имеют право на радости вечной Любви».

За это сообщение автора Kastaneda поблагодарили: 4
cvejiiveter, feola, onics, tat2261
Рейтинг: 2.7%
 
Аватара пользователя
Kastaneda
Мастер (капитан)
 
Сообщения: 3069
Регистрация: 26.10.2008
Благодарил (а): 629 раз.
Поблагодарили: 3279 раз.

Re: Пророки Возрождения (Эдуард Шюре)

Непрочитанное сообщениеАвтор: onics » 19.11.2014, 18:05

Поделюсь тоже: потрясающие лекции по искусству читает искусствовед Паола Волкова http://www.youtube.com/watch?v=A5tVnta1 ... M84Xk9DTZC

За это сообщение автора onics поблагодарили: 2
cvejiiveter, Kastaneda
Рейтинг: 1.35%
 
onics
Дракон (боцман)
 
Сообщения: 207
Регистрация: 24.04.2014
Благодарил (а): 1472 раз.
Поблагодарили: 1056 раз.
Цель регистрации: хочу творчества в своей жизни


Вернуться в Это интересно

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: в настоящее время на конференции нет зарегистрированных пользователей и гости: 2

cron

x